Он чихает и чувствует затхлость дыхания на ладони. Коннор уже не помнит, чистил ли зубы вчера вечером, что уж говорить про вчерашнее утро, которое кажется слишком далеким. Вчера было воскресенье, и не было, в общем-то, совершенно никакой нужды подниматься с кровати. Сегодня получилось подняться и долго сидеть на бортике ванны, уговаривая себя встать под душ. Минутная стрелка на наручных часах медленно, но уверенно приближалась к половине восьмого - и вот дальше ждать некуда, приходится надеть вчерашнюю футболку, накинуть сверху чистую клетчатую фланелевую рубашку (последнюю в шкафе - а значит, придется загружать стирку сегодня, так что Коннор захлопывает дверцу шкафа поскорее, и быстро забывает об этом) - и бежать на работу. На работе Коннор улыбается, здоровается, кивает и поддерживает слишком маленький small talk, но все это отвлекает, развлекает и возвращает ощущение реальности. Он почти забывает, как трудно было существовать утром.

На работе он сидит на скрипучем стуле в слишком большом для одного человека помещении. Он, конечно, не один - приходят студенты, приходят преподаватели. На полках, тесно прижавшись друг к другу, ютятся Кант, Кафка и Керуак, в другом конце - Шиллер, Шлейх и Шоят. С ними не соскучишься - если Коннор вдруг и соскучится по человеческому обществу, можно будет заглянуть под обложки, посмотреть, что им есть сказать.

Обычно Коннор едва ли скучает по человеческому общению. Он проводит спокойные одинокие дни на скрипучем стуле за достаточно высокой, чтобы скрывать его почти целиком, конторкой - либо за чтением дешевых романов в мягкой обложке, либо за рисованием в блокноте с тонкими страничками. И одно, и другое у него получается равноценно плохо. Он не запоминает почти ничего из прочитанного, едва ли смог бы даже расплывчато пересказать сюжет хоть одной из прочитанных книг, зато испытывает глубокое удовлетворение, приканчивая их одну за другой, и старается не вспоминать, как в университете увлеченно писал научную работу по Рабле, и как далек теперь от себя-тогдашнего. В Беннингтоне, пожалуй, за такое исследование ему едва ли поставили бы ниже ожидаемого, но там, где учился он, его работа оказалась превосходящей ожидания. Теперь это не имело никакого значения. Рисовать тоже выходило плохо - в каждом наброске-портрете неуловимо недоставало здоровых пропорций, а ручка кровоточила чернилами на следующие тонкие странички, превращая наброски в невнятные пятна Роршарха (Коннор неизменно видел на изображениях убитого тапком таракана, летучую мышь и лужу рвоты вокруг головы его матери - насмешка над религиозной тематикой картин немецкого Возрождения). На большинстве рисунков в блокноте он изображал Ребекку - наброски нисколько не походили на оригинал, не передавали ее угрожающую красоту. Поэтому Коннор продолжал раз за разом изображать орлиный нос и широко посаженные глаза. Может быть, если он будет смотреть на ее чернильную копию, не придется смотреть на нее вживую. Но чернила упорно не хотят складываться в знакомую фигуру, и Коннор вздыхает - сплести заклятие снова не удалось, но завтра он попробует еще раз. Ничего не меняется, все как в детстве. Он раз за разом рисует на зеркале лестницу, но Пиковая дама не приходит.

Он все еще ощущает затхлость своего дыхания, когда выключает рубильник освещения в читальном зале. Свет уходит из ламп с неохотой, задерживаясь последним вздохом, вытекает из светильников медленно, как мед из ложки.  Гореть остается только свет на его конторке - ярко освещенный островок - и отдельные лампы за массивными столами. Некоторые лампы оставили включенными ушедшие раньше студенты. Коннор лавирует между столами и выключает их - звук щелчков разлетается по читальному залу наглым эхо. Только за одним столом еще остается сидеть человек. Коннор специально подходит к ней в последнюю очередь, Чарли слишком сосредоточена, и отвлекать ее кажется кощунством. Но как бы он не старался не помешать, Чарли вздрагивает от неожиданности - он пугает ее больше, чем хотелось бы (ему вовсе не хочется ее пугать).

- Они оценят, что вы так стараетесь? - В голосе скользит насмешка - непослушная ящерка - но Коннор слишком скептически относится к системе образования, и каким бы претенциозным Беннингтон ни был, он все же часть этой системы. С другой стороны, он здесь не учится, так что не ему судить. - Я имел в виду... Меня восхищает ваша преданность делу.

У Чарли немного рассеянный взгляд, и Коннор едва сдерживает улыбку - может и не стоило сдерживать, но с Чарли не угадаешь. Иногда его улыбка злит ее еще больше, чем бесстрастное "Вот ваши книги, мисс".

- Вам еще нужно поработать? Хотите задержаться? Я могу оставить библиотеку открытой. Мне все равно некуда торопиться.

Предложение срывается с языка быстрее, чем Коннор успевает его осмыслить. Внутренне сжимается - он не хотел быть слишком услужливым, не хотел показывать, что ему незачем торопиться домой, пусть это и сущая правда. Может, он бы торопился домой к лапше быстрого приготовления и двум каналам по телевизору (и те передают с помехами). Но вместо этого он предлагает какой-то малознакомой девчонке свою помощь - таким, как она, обычно помощь от таких, как он, не нужна. Но Коннор с этим не считается. Предлагает ей мятную карамельку, и закидывает две себе в рот.

- Я даже составил бы вам компанию. Если хотите. И у меня есть растворимый кофе, - Коннор морщится вновь, такие, как Чарли, не пьют растворимый кофе.

Но он уже выключил свет во всем читальном зале, и идти от стола к Чарли к освещенной конторке через темный гулкий зал отчаянно не хочется, поэтому Коннор так и стоит рядом, глупо переминаясь с ноги на ногу. [nick]Connor Hughes[/nick][status]i’m out of my depth[/status][icon]https://i.imgur.com/f1K6t2M.png[/icon][year] [/year][name]коннор хьюз[/name][lz]leave the room but you get caught in the rain know you should love him but its such a pain[/lz]

Он готовит пастуший пирог по материному рецепту, но ничего не получается. Пирог разваливается, тесто вздувается сырыми пузырями, мясо чавкает, когда Коннор запускает ладонь в еду и сжимает пальцы в кулак. Мама в детстве трепала его по голове и просила доесть все, что было на тарелке, нельзя выбрасывать еду. Он послушно ел. Но теперь пастуший пирог летит в мусорное ведро без сожалений, и через два дня начинает вонять тухлятиной, приходится вынести мусор и вымыть ведро, чтобы избавиться от запаха. Потом Коннор долго лежит на диване в гостиной, уставший. Мамы больше нет, и некому больше заставлять его доедать все, что было на тарелке. И некому даже позвонить и спросить, что не так с его пастушьим пирогом. Иногда, правда, звонит отец, и Коннор смутно угадывает детский смех на заднем фоне, но никогда не задает вопросов. Спрашивает всегда отец - Коннор старается как может, чтобы ответить на них. На самом деле, конечно, нет. На самом деле Коннор рассеянно хмыкает и уверяет отца, что у него все в порядке. По радио играет Аннет Хеншоу, но Коннору вовсе не хочется, чтобы его отец возвращался домой, и от абсурдности ситуации становится смешно, но улыбаться сил нет.

Когда Чарли делает комплимент его улыбке - строгий и вежливый, как и вся она, силы неожиданно находятся. Он опешивает, и несколько мгновений просто стоит, рассеянный, широко улыбаясь, едва перебарывая желание глупо спросить "Вам правда нравится?"

- Спасибо, - еще бы надо было добавить: Вы тоже красиво улыбаетесь. Или: Я был бы рад увидеть и вашу улыбку. Но комплименты спотыкаются на языке, и Коннор, смутившись, решает не говорить ничего. Потом, подумав, выдает, - Я читал, что кофе лучше пить во второй половине дня, когда организм перестает вырабатывать естественный кофеин. Получается наебать организм и взбодриться, не становясь кофеиновым наркоманом.

Но потом Коннору приходит в голову, что заботиться о сохранении естественного кофеина в организме, принимая во внимание весь остальной его образ жизни, просто смешно. И он снова улыбается Чарли - это оказывается легко и приятно - и немного волнительно, а вдруг это понравится ему так сильно, что придется сдерживать себя, запрещать себе делать это слишком часто. Только во второй половине дня - как кофе. Только каждый второй, а лучше каждый третий день. Но сегодня он решает не беспокоиться - и улыбается.

Улыбка становится только чуть вымученной, когда Чарли спрашивает его о квартире. Он заранее знает, что согласится - почему-то сказать "нет" даже не приходит в голову как возможный вариант. От этого мысль, что Чарли увидит беспорядок его дома приобретает густую неотвратимость, и Коннор внезапно вспоминает, что и постель не заправил, и грязное белье так и осталось лежать в корзине, и грязная тарелка в раковине стоит уже третий день. Становится вдруг страшно - если Чарли увидит, какой бардак у него в доме, она поймет, что и сам он тоже - бардак. От мысли становится немного грустно, но только потому что это происходит так скоро.

- Ну конечно, - говорит он и снова улыбается. - И растворимый кофе, и лапша быстрого приготовления, и даже домашнее бисквитное печенье, его только нужно выложить из магазинной коробки. Полный набор "Гостеприимный хозяин"в пять мишленовских звезд.

Коннор шутит с неосознанной надеждой получить от Чарли улыбку прежде, чем она опомнится, что она делает, и вернется к холодному безразличию и колючей вежливости.

- А вы точно... уверены, что хотите пойти ко мне домой? - Пальцами он нащупывает свой затылок, сжимает. Он не помнит, когда в последний раз приводил домой гостей, и волнение захлестывает его. Подумать как следует о том, зачем в первую очередь Чарли Лэнг стала бы напрашиваться к нему в гости, не получается. Первым объяснением Коннор находит, что ей просто хочется над ним посмеяться, и он решает просто не думать над этим вопросом.

Такие, как Чарли, обычно коллекционируют насекомых и хранят их в дорогих альбомах под стеклом. Кажется, вот-вот и он окажется одним из экземпляров в ее коллекции. Но вместо того, чтобы бежать, Коннор улыбается (снова) и протягивает руки:

- Давайте я возьму книги, которые вам могут понадобиться, если вы еще хотите поработать. [nick]Connor Hughes[/nick][status]i’m out of my depth[/status][icon]https://i.imgur.com/f1K6t2M.png[/icon][year] [/year][name]коннор хьюз[/name][lz]leave the room but you get caught in the rain know you should love him but its such a pain[/lz]

Коннор выворачивает карманы. Находится немногое - одинокий ключ с бечевкой вместо брелока, карамелька без обертки, скатавшийся из ниток комочек неловкости. Он раздумывает, не предложить ли что-нибудь из этого Чарли, но стыдится - и решает ничего ей не предлагать. Прячет руки за спиной, сжимает ладони ключ, и тот кусает его острыми зубами за ладонь. Вся непринужденная легкость беседы потерялась где-то по дороге. Наверное, просыпалась сквозь маленькую дырочку в кармане. Наверное, если вернуться сейчас через темный кампус, можно будет обнаружить дорожку из смешков, скромных улыбок и совсем уж неловких попыток Коннора шутить. Кажется, он хохмил о похищении прекрасных девушек. Теперь уже сложно припомнить, он помнит, что шутки громыхали в тишине слишком громко, и он морщился от неловкости.

Они поднимаются по скрипучей лестнице на третий этаж, Коннор следт за тем, чтобы Чарли не оступилась и не запнулась на старых побитых ступенях. Но потом они оказываются ровно перед дверью в его квартиру, и Коннор вспоминает, что это за квартира. В животе холодеет, а ключ больно кусает его металлическими зубами за ладонь. Становится волнительно, и душно, и кисло во рту - так бывает, когда он тратит последние деньги на книги и пирожные, а потом ругает себя за расточительство. Или когда отправляет рассказ в литературный журнал, но получает отказ. Или когда приводит в свою квартиру девушку из другого социального класса.

Дверь он все же открывает, но неловкость и сожаление прилипают к зубам, и продолжают кислить, когда они входят в квартиру, и Коннор скомканно извиняется - сам не вполне понимает, за что. Квартира смотрит на него пылью на полках, кучей одежды, сваленной на спинке стула, застывшими лужицами свечного воска на подоконнике и желтыми разводами на потолке. Все время, что Чарли моет руки, - неприлично долго - Коннор рассеянно разглядывает комнату. Разобранная и незастеленная кровать так и остается стоять разверзнутой белой раной посреди комнаты. Коннор только присаживается на самый краешек, продолжая держать в руках книги Чарли. Думает - если она сейчас выйдет и скажет, что готова пойти домой, он не станет навязываться ей в спутники. Она уйдет, и низкие каблуки ее туфель простучат по лестничному маршу по пути куда-то в другое место - где наверняка не будет незастеленных кроватей и лужиц воска на подоконнике.

Но почему-то Чарли выходит из ванной и возвращается в комнату. Тогда Коннор спохватывается, оставляет книги на подоконнике рядом с огарками, торопится в кухню и грохочет старым чайником на плите.

- У меня тут, - начинает он говорить, когда слышит, что Чарли заходит на кухню вслед за ним - хочет сказать, что у него тут грязно и беспорядок, что он обычно не водит сюда гостей, а сам для себя не видит никакого смысла убираться. Зачем застилать постель, если вечером все равно в нее ляжешь? Но потом это кажется слишком уж странным, и он вместо этого говорит, - У меня тут есть конфеты. Если вдруг вы захотите сладкого?

Растворимый кофе слегка шипит, когда Коннор заваривает его в двух старых кружках, обе - трофеи от бывших соседей. Печенье крошится на стол и Коннору приходит ладонью сметать крошки в кучку. Чарли сидит рядом, и выглядит так, будто пьет кофе во французском кафе, а не на кухне в убогой квартирке.

- Вы извините за бардак, - все-таки говорит Коннор. Объясниться кажется очень нужным. - Боюсь, в этой квартире почти никогда не бывает живых людей - ну, кроме меня, если считать меня за живого человека, конечно... Одним словом, знаю, я живу в хлеву. Но я рад, что вы меня в моем хлеву навестили.

Кофе горчит, крошки от печенья прилипают к ладони. Хочется спросить Чарли о том, что за работу она пишет. Узнать ее поближе. Узнать ее позицию относительно бит-культуры и насколько на самом деле недоступен для понимания Джойс. Вместо этого он говорит:

- Вы знаете, я всегда хотел сказать вам, что вы очень красивая. Вы, пожалуйста... знаю, это странно, наверное. Просто я всегда рад вас видеть в библиотеке, и вы такая... всегда хотел с вами поговорить как следует. А тут, смотрите, ничего не выходит, - приходится засмеяться. - Вы хотите еще поработать? Я обещаю вас не тревожить, пожалуйста, оставайтесь столько, сколько вам потребуется времени.

Последние слова звучат почти как "пожалуйста, оставайтесь", и Коннор сметает с ладоней крошки неловкости на стол. [nick]Connor Hughes[/nick][status]i’m out of my depth[/status][icon]https://i.imgur.com/f1K6t2M.png[/icon][year] [/year][name]коннор хьюз[/name][lz]leave the room but you get caught in the rain know you should love him but its such a pain[/lz]

Все совершенно ужасно: и кофе отвратительный, и трещина на потолке, сквозь которую в квартиру просачиваются кошмары, и неплотно прикрытая оконная рама - впускает в квартиру влажный ночной воздух. Коннор собирает вечер как лоскутное одеяло - из кусочков разговора, из скомканных смешков, из нерешительного прикосновения к плечу. Чарли помогает - сшивает одеяло грубыми стежками, и игла в ее пальцах выглядит карикатурной пародией на серьезное оружие - слишком большая, слишком тупая. Коннор смотрит, чтобы Чарли не исколола себе пальцы - но она ранится, и на пальцах, и на ладонях, и на запястьях расцветают ярко-красные маки. И Чарли смотрит на него растерянно, будто не знает, что делать теперь с собранными цветами. Коннору приходится тяжело сглотнуть, прежде чем помочь ей, прежде чем забрать из рук цветы, зализать ранки, как дворовый пес, готовый льнуть к любой кормящей руке. Коннор совсем не к месту вспоминает, как мама трепала его в детстве по голове и предлагала съесть яблочко. Если нездоровится, если грустно, если устал. Может, съешь яблочко? Они похоронили ее под яблоней - может быть, так ей будет спокойнее. Чарли он яблок не предлагает.

- Да, вы. Вы тоже - по-настоящему. И говорить с вами мне очень нравится.

Он часто представлял себе, как это было бы. Рисовать в голове сценарии другой жизни, кажется, не самое редкое хобби, но Коннор стал истинным мастером в этом деле. Теперь он достает из коллекции одну из картинок, накладывает ее на реальность, как кальку. Приходится сделать всего пару поправок - потянуться вперед, накрыть руки Чарли своими, сжать. Наклониться ближе, чтобы получилось заглянуть ей в глаза - все, как он представлял. Плакала она тоже совсем как он представлял - крупные слезы медленно скатывались по щекам, пока лицо оставалось совершенно спокойным. Только влажные ресницы дрожали.

Коннор расправляет лоскутное одеяло вечера - немного пахнет пылью, немного - горьковатыми духами, немного - старыми книгами. Остается только накрыться им с головой, и Коннор тянет одеяло все выше, и выше, и выше, пока они с Чарли не оказываются целиком погребенными под тяжелым и душным одеялом. Лоскутки накладываются друг на друга - слова, взгляды, страхи; уголком вылезают откровения, слезы и влажная ладонь (Коннор сжимает ее крепче - отпускать боится, вдруг Чарли начнет падать?) Под одеялом нечем дышать, но у Коннора все же получается набрать в грудь воздуха, чтобы сказать, что Чарли может оставаться, сколько ей будет угодно. И приходить, когда ей вздумается - тоже может. Получается так легко и просто, будто это не он сам говорит.

- Не переживайте, вы можете оставаться так долго, как вам захочется. Я рад. Буду рад, если вы останетесь.

Детская забава - переводные картинки. Коннор переводит старательно, сильно нажимает на карандаш - чтобы наверняка, чтобы точно получилось. Ведет грифелем - вот Чарли, сидит на стуле, напряженная; вот Коннор - перегнулся через стол, как будто чем ближе он будет, тем весомее будут его слова; вот позабытые щербатые чашки - щурятся своими сколами.

- Я буду рад, если вы останетесь. - Он повторяется, как будто так Чарли лучше его поймет. На переводной картинке линии получаются жирные, и по глазам Чарли сложно прочесть, что она думает. Но по крайней мере, она не порывается уйти. Коннор скользит большим пальцем по коже ее запястья, неожиданно поддавшись воспоминанию о том, что такое нежность. [nick]Connor Hughes[/nick][status]i’m out of my depth[/status][icon]https://i.imgur.com/f1K6t2M.png[/icon][year] [/year][name]коннор хьюз[/name][lz]leave the room but you get caught in the rain know you should love him but its such a pain[/lz]